Даниил Страхов обещает этим летом стать главным секс-символом не только сериалов, но и большого кино - в прокат выходит военная драма Александра Рогожкина "Перегон", где сыграл начальника военного аэродрома - влюбленного с пронзительно-синими глазами. Даниил Страхов к 30-летнему юбилею подошел в ранге мечты девушек от 15 до 75. Мы встретились в павильонах киностудии «МЕДИА СИТИ», где он когда-то снимался в телероманах «Бедная Настя» и «Талисман любви», подаривших ему популярность. От прежних декораций не осталось и следа. Да и в жизни Даниила на смену мыльным операм пришел серьезный кинематограф. Ближайшая премьера — военная драма «Перегон» от создателя нашумевшей «Кукушки».
Даниил Страхов: По Рогожкину это фильм не о войне. Скорее — о человеке на войне, будь он летчик или местный житель... Сценарий вместил в себя столько хитросплетений, что я понял: о чем этот фильм, будет знать только один человек — режиссер и автор сценария.
Gala: - Но вы же наверняка с ним обсуждали фильм, свою роль? — Никакого разбора, который обычно устраивают режиссеры, не было. Освоение материала Рогожкин пресекает на корню. Зачем тратить время? Он-то знает, чего хочет от артистов, операторов — от всей команды, чтобы воплотить свой замысел.
В такой ситуации необходимо безгранично доверять режиссеру...
Да, нужно стать водой, которая вольется в сосуд, форму которого ты не знаешь. Надо себя отпустить, чего я никогда раньше не делал, не умел и не любил. Но в какой-то момент я почувствовал в себе желание и возможность - и сразу перестал мучиться ненужными для артиста вопросами. О чем картина? Чего от тебя хочет режиссер? Как выстраивается действие? Ты можешь себе придумать что угодно, но режиссер сядет за монтажный стол и все выстроит так, как нужно ему. Доверять не менее сложно, чем самому рулить. Но я получал огромное удовольствие. Такой работы, как с Рогожкиным, еще не было в моей жизни.
Вы практически сразу «выстрелили» на театральной сцене. Не было обидно, что народная любовь пришла после сериалов?
Обижаться не на что: телевизор смотрят все, а в театр ходит одна сотая процента. Это ни плохо, ни хорошо, а просто данность нашего времени.
У вас есть внутреннее разделение: здесь искусство, а здесь - ремесло?
Трудно сказать. В театре столько барахла делается! Люди штабелями лежат друг на друге и гниют за нищенскую зарплату. Это что, искусство? Сомневаюсь. На сцене или на площадке ты можешь думать, что принимаешь участие в чем-то значимом, но будешь разочарован результатом. Разделение, которое существовало между кино и телевидением, раньше не означало стыд и халтуру. То, что сейчас в «ящике», — это, к сожалению, потакание рейтингу. А если и случается что-то достойное, то либо проходит незаметно, потому что «неформат», либо яростные PR-кампании заранее вызывают отторжение.
Из последних телепроектов есть что-то, что вас порадовало?
Конечно, «Дети Арбата», в которых я сам снимался и которые, с моей точки зрения, — работа честная и настоящая. К книге можно относиться по разному, но история, которую снял Андрей Эшпай, выходит за рамки черно-белой зебры. В частности, мой Шарок — не конченый негодяй, а слабый человек, который боится сделать выбор. Жаль, что фильм в силу бюджетных проблем не дотянул до того финала, который был заложен на сценарном уровне.
А что выдумаете о многочисленных экранизациях классики?
Я признаю, что это небесполезно в данный момент. Понятно — мы стали меньше читать. Я сужу по себе: нередко чтению я предпочитаю какой-либо другой способ времяпровождения. Чтение — это все-таки внутренняя затрата, работа, а вокруг столько соблазнов и развлечений.
Есть какие-то вещи, за которые вам стыдно?
Стыдно — нет. По крайней мере, свою часть работы я не делал спустя рукава. Но актер — зависимое существо. Ты можешь достойно выступить в проекте, который провалится, и всем будет плевать, что ты там не провалился, - тебя закопают вместе с остальными... От интервью к интервью я, кажется, становлюсь каким-то старым пердуном: больше и больше говорю о том, как все плохо...
Но ведь есть и что-то хорошее? Вот сейчас все говорят о возрождении российского кинематографа.
Я бы не говорил о возрождении российского кино, скорее — о становлении другого кинематографа, о котором мы еще мало что знаем. Мы идем по пути американизации искусства, хотя и пытаемся в эти миллионы какую-то душу вложить. Говорят, на «Мосфильме» чуть ли не триста картин в работе — показатель того, что кино становится выгодным, и это уже хорошо.
Вы довольно критично отзываетесь об индустрии кино, телевидения... А когда шли в актерскую профессию, вы осознавали, что вас ждет?
Как можно в семнадцать лет что-то осознавать? Только если ты вырос в детском доме и стал маленьким взрослым. А я был московским мальчиком, полным лопушком, который чудом поступил в театральный институт.
Но почему именно в театральный?
А хотел славы и денег. И, как ни странно, получил. Как там говорится? Бойтесь своих желаний...
...иногда они сбываются?
Совершенно верно. Вот они сбылись и, по большому счету, это...
Не совсем то?
Конечно. Не совсем то, чего ты ожидал, когда поступал. И совсем не то, что тебе грезилось в театральном училище, когда иллюзии были в апогее. Хороших актеров в России — как грязи. И наш хлеб не так сладок, как кажется. В театре настоящие режиссеры работают, как правило, со своими учениками. Кино — вещь вообще неуловимая, непредсказуемая, как судьба. Сериальная работа выхолащивает душу, превращает тебя в скорлупу и вредит репутации. То, что меня Рогожкин взял, говорит лишь о том, что ему плевать на стереотипы. Но это не значит, что я вытянул счастливый билет и теперь все изменится. Может, судьба мне скажет: «Хочешь, Страхов? Опять? Ну получай!» А я возьму и — не смогу! Не то, чтобы я в 30 лет вдруг такой мудрый стал. Просто ты делай что-нибудь, а там уж как сложится.
журнал "Gala" № 7/8 (июль-август 2006 г.)
текст - Оксана Баулина, фото - Вадим Гортинский